Рыбные магнаты Очаковщины




Рыбный промысел один из древнейших способов выживания человека. Учитывая географическое положение Николаевской и Херсонской областей — рыбным промыслом занимались целые поселки.

Вопросами рыболовства интересовались практически все исследователи нашего края, поскольку данное занятие издревле являлось одним из способов выживания человека и представляло образ жизни иногда целых поселений.

Одним из первых исследователей рыболовства стал херсонец, этнограф и краевед Павел Захарович Рябков. В 1890 году увидел свет его очерк «Рыболовство в Херсонской губернии. Опыт статистико-экономического изследования» - в котором приводится описание всего, что касается рыболовства.

   

Исследование П. Рябкова включало и описание наиболее значимых водоемов губернии (в том числе их грунтов и растительности), и видов рыб, которые в них водились, и цен на рыбу, а также способы добычи «водных» богатств (в том числе и браконьерские), порядок торговли рыбой, организация рыбного промысла и т.д.

Кроме ознакомления с положением рыболовства в Реках Буг, Днестр, Днепр поднимались вопросы рациональной эксплуатации рыбного богатства и вероятности сокращения или исчезновения рыбного промысла. Значительное внимание в очерке уделялось времени и нересту рыбы, его продолжительности, выяснению мест наибольшего потребления молоди и взрослых экземпляров рыбы во время икрометания, способов и орудий лова, искусственным сооружениям, ведущих к уничтожению рыбы и т.п.

При написании этого труда автор столкнулся с некоторыми препятствиями. Рыбопромышленники с неохотой предоставляли сведения об улове и количестве снастей, зачастую искажая или преуменьшая данные. Наиболее ценные и верные данные исследователю приходилось получать косвенными путями через опросы мелких рыбаков и людей, не заинтересованных прямо в этом деле.

Такое отношение к П. Рябкову сотоварищи объяснялось просто: задолго до начала исследований рыбопромышленникам стало известно о назначении комиссии для рассмотрения проекта по урегулированию рыболовства. Данный проект запугивал рыбопромышленников и береговладельцев тем, что в нем устанавливался принцип вольного лова в лиманах, отчуждалась в пользу ловцов береговая полоса, устанавливались заповедные водоемы и запретное время лова. Кроме этого, проектировался особый сбор и организация надзора за рыболовством в виде промысловой полиции (инспекции), которая должна была положить конец хищническому хозяйничанью на наших водах и тем самым лишить многих береговладельцев значительных доходов, ради которых допускалось подобное хозяйничанье.

Что касается мест, где побывал Рябков, то в пределах нашего края это часть Бугского лимана (от соединения с Днепровским до Русской Косы), a также морской лов у Очакова, Кинбурна, острова Тендры и в Березанском лимане. В этих местностях им описано 10 рыбных заводов, в 18 местах проведены опросы относительно форм эксплуатации рыбных угодий и береговой полосы и в 13 местах - относительно остальной части программы.

Рыбный завод на Аджиголе

Особый интерес в исследовании П. Рябкова вызывают порядки, касающиеся сбыта рыбы и тех, для кого такой сбыт является главным источником доходов и благосостояния. Помимо коммерческой тайны, в рыбном промысле есть еще одна сторона, которую игнорировать нельзя. Это крайняя неопределенность во всем. Доходность зависит от стихии и массы других случайностей, предвидеть и устранить которые человек может далеко не всегда. По словам Рябкова рыболовный промысел, в настоящем его виде, - это игра в прятки.

Даже такое дело, как соление рыбы, было мало доступно исследователю. «Что касается до соления, говорит он, - то для узнания его сокровенных тайн необходимо прожить на ватагах целые годы».

Описывая сбыт рыбы, Рябков замечает, что большая ее часть, вылавливаемой в наших краях, потребляется в свежем виде, а только затем уже в соленом; незначительная только ее часть коптится и идет на приготовление балыков и другого рода «консервов». Рыбаки старались сбыть свою рыбу как можно скорее и притом свежею, а не соленою или вяленою, так как свежая рыба дороже ценилась и скорее находила потребителя. Мало рыбы заготовляют в прок еще и потому, что не у каждого мелкого и среднего рыбопромышленника было необходимое для этого оборудование.

Николаев того времени считался третьим (после Одессы и Херсона) на юге Украины рынком сбыта вылавливаемой в местных водах рыбы. К нему стягивалась рыба преимущественно с Днепровско-Бугского лимана и самого Южного Буга. Особенно много Николаев солил и отпускал тюльки. По имеющимся отрывочным данным, через Николаевскую железнодорожную станцию ежегодно отправлялось до ста тысяч пудов (1630000 кг) разной рыбы; причем рыбы, отправляемой товаром большой скорости, несколько меньше половины. Скорее всего это была рыба свежая, вся же остальная, по всей вероятности, была «консервированной».

Сборными пунктами для Николаева на Днепровско-Бугском лимане служили м. Станислав, с. Широкая Балка, д. Кизий Мыс, с. Александровка, урочище Сары-Камыши, с. Аджигол.

Рыбный завод на Русской косе

Рыбный завод в Широкой балке под Херсоном

Что касается Очакова, то он также являлся самостоятельным центром для приема и сбыта рыбы. Район, из которого Очаков получал рыбу, был очень велик. В него входила вся западная часть Днепровского лимана, почти весь Березанский лиман и часть Черного моря, омывающего берега острова Тендры и Кинбурнского полуострова.

Очаков, как городок небольшой, потреблял рыбы мало, служа больше передаточным рынком для других мест, причем в Одессу отправлялась преимущественно лиманная «белая» рыба: судак, лещ, тарань, бычки; из морских: скумбрия, глосу, калкан и не особенно много красной рыбы, которая преимущественно направлялась через Николаев внутрь Империи. Очаков только около 1875-1880 гг. сделался значительным рыбным центром, то есть с тех пор, как началось развиваться морское рыболовство и падать речное. Больше всего он принимал рыбы с морских скумбрийных и красноловных заводов, а также от артелей, занимающихся ловом красной рыбы переметами, при этом наибольшее количество рыбы доставлялось очаковскими рыбаками.

Подсобными пунктами Очакову служили д. Васильевка, хутора Покровские, с. Покровское, Кинбурн, остров Тендра, а также близлежащие очаковские хутора.

Таким образом на водах, служивших объектом описания, Николаевский рынок преимущественно имел дело с лиманной рыбой, а Очаковский - с морской и лиманной.

В большинстве случаев рыба, прежде чем попасть на какой-либо рынок, проходила через несколько рук, вследствие чего здесь выработались особые приемы ее купли-продажи, особые способы хранения и перевозки, в соответствии с индивидуальностью того или иного рынка. Так, например, Николаевский рынок имел дело с местным потребителем и потребителем на стороне, Очаковский почти только с потребителем на стороне: первый из них, получив рыбу, продал ее на месте; вторые больше заботились о ее доставке и сохранении в пути. Первому нужны были ледники для хранения рыбы, вторым - для запасов льда, употреблявшегося при перевозке рыбы на дальние расстояния. Кроме того, Очаковский рынок сбыта находился ближе к ловцу рыбы, чем Николаевский.

Не смотря на то, что в низовьях Буга и Днепровско-Бугского лимана господствовали высокие арендные платы, здешние рыбные ловли, все-таки оставались самыми доходными. Особенно хорошо был поставлен «подгородний» рыбак, который, пользуясь всеми удобствами, вытекающими из близости больших городов, мог сбывать свою рыбу сравнительно по высоким ценам и притом в свежем виде, не прибегая к дорогостоящему посолу и транспортированию ее на отдаленные рынки. Конечно, не все выгоды доставались непосредственно на долю ловца.

Рыбные ряды на улице Рыбной в Николаеве

В этом отношении наилучшим положением пользовались рыбаки-котники, а затем сетники. Первые, благодаря тому, что снаряд, которым они ловят рыбу, дает им возможность ловить ее почти круглый год и сравнительно долго сохранять ее в живом виде или в самых котах, или сапетах и сажах. О вторых можно сказать то же, но только с той разницей, что рыба у них замирает в сетях быстрее, чем в котах. Неводчики также должны спешить со сбытом, не говоря уже о ловивших крючьями и сандолями – после чего рыба получается раненой, скорее умирает и портится. Все это - условия, уменьшающие качество рыбы и ее цену. На тонях, удаленных от рынков сбыта, условия эти еще более усугубляются.

Одновременно с продажей рыбы (на «меру» и «головы») шла меновая торговля. Ее меняли на соль, муку, пшено, картофель, лук и прочие сельхозпродукты.

Если сравнивать рыночные цены, то в Николаеве они, естественно, были выше, чем в Очакове. А вообще, Бугский и Днепровско-Бугский лиманы, как и морской район отличались самыми низкими ценами на рыбу во всей Херсонской губернии.

В самом Очакове, например, в течение одного дня на одну и ту же рыбу бывало несколько цен. Объясняется это тем, что рыба поступала на рынок не разом, а по частям и в разное время дня. Хотя скупщики покрупнее и старались, по соглашению с рыбаками, устанавливать цены вперед на всю неделю, но уговор этот редко выдерживался до конца и большей частью нарушался не к выгоде ловца.

На ценность красной рыбы значительно влияла ее величина: чем рыба крупнее, тем она дороже.

Дороже ценился осетр, дешевле белуга и севрюга. Временами на рынок поступает масса мелкой красной рыбы - это неводной улов. Особенно много такой мелочи было в мае и июне: сбывалась она по достаточно низкой цене.

То же самое можно сказать и о других рыбах, как например о бычках, тюльке, уловы которых достигают громадных размеров. Но и здесь, как на зло, вместо того, чтобы воспользоваться всеми выгодами улова, рыбак едва сводил концы с концами. Чем больше поймается рыбы в короткое время, тем он чувствовал себя беспомощнее. Как это ни удивительно, но это так. Массу пойманной рыбы некуда девать, а заготовлять ее впрок он, по большей части, был лишен возможности. Даже скупщики, и те в таких случаях терялись, так как все рынки бывали завалены рыбою и чтобы не потерпеть убытка, они давали баснословно низкие цены.

Что касается торговцев рыбой, то во всех более или менее значительных населенных пунктах находились как отдельные лица, так и целые правильно организованные компании и конторы, специально занимающиеся скупкой, перепродажей и отправкой рыбы на рынки. В большинстве случаев сами они рыбным промыслом не занимались. Большинство скупщиков-одиночек действовали на свой страх и риск, держались вблизи рыбных ловель и большей частью являлись подручными у более крупных рыботорговцев, конторы которых находились в Николаеве и других крупных городах губернии. Подручные носили различные названия: шепотинников, рыбасов, коммиссионеров, агентов.

Ближе всех к рыбаку стоял шепотинник, закупавший рыбу на местах лова, затем коммиссионер, которому, за процент с выручки, доверялась продажа рыбы на рынке. Рыбасом называется торговец рыбою вообще. Шепотинник или шепотильник был наиболее типичным из всех посредников в деле купли и продажи рыбы. Они выходили из различных слоев населения, преимущественно же из мещан. Чтобы начать действовать, шепотиннику нужна была небольшая сумма денег или он заручался кредитом. Кроме того, он должен был хорошо знать нравы рыбаков, места лова, характер рыбного рынка, иначе он прогорал и вытеснялся более опытными его собратьями.

П. Рябков сравнивал шепотинников с коршунами, которые вечно рыщут и выискивают добычу, налетают целыми стаями и редко в одиночку. У них выработались и особые приемы, которыми они руководствовались как при сношениях между собою, так и с ловцами. Так как конкуренция между ними была достаточно сильна и губительна, то они нередко прибегали к стачке держаться на низких ценах или покупать рыбу гуртом, а барыши делить пропорционально затратам каждого. Обычай бросать жребий, кому из них должна достаться приторгованная рыба, был очень распространенным.

При сделках громадную роль играла водка, до которой рыбаки были большими охотниками: отуманивши ею свой мозг, они становились сговорчивее и уступчивее.

Тем не менее, большинство ловцов, особенно ставки которых были удалены от мест сбыта, без шепотинников обойтись не могли. Только некоторым крупным рыбопромышленникам удавалось избегать их услуг и даже брать на себя роль скупщиков.

Шепотинники забирали всякую рыбу: крупную и мелкую, соленую и свежую, но предпочтительно свежую, так как на нее припадал наибольший спрос. Сделки совершались большею частью на словах - расписки брали только тогда, когда давали деньги вперед, рублей 25-50 с обязательством продавать рыбу им, причем с некоторой уступкой, на 5-10 процентов. Скупщики, забиравшие рыбу гуртом, большими партиями, давая задатки, заключали письменные договора.

Называя крупных рыбопромышленников, имевших целый штат своих агентов, П. Рябков особо выделяет некоего Серикова, который пребывал в купеческом сословии, причем не местном, а харьковском. Данный господин «правил» на о. Тендра и в Очакове. Вся лучшая рыба шла к нему, а мелкие скупщики, которым тягаться с ним было не под силу, стали стушевываться и прогорать.

Уцелели только братья Судаковичи и Ушировичи, образовавшие компанию. По состоянию на 1889 год в руках этих двух фирм и находилась вся рыбная операция. Рыбаки громадного Очаковскаго района несли им обильную дань. Друг другу данные рыбопромышленники не мешали, поскольку, как говорит Рябков, Сериков принимал рыбу преимущественно морскую, а Судакович и К° лиманную и только немного морской. Как у Серикова, так и у компаний в Очакове имелись для приема рыбы конторы и ледники. Отделения конторы Серикова находились также на самой Тендре, где у него были устроены рыбные заводы, а также в устьях Дуная.
По приблизительному расчету очаковских скупщиков контора Серикова в Очакове ежегодно принимала не менее ста тысяч пудов рыбы; контора же Судаковича и К°, по собственному показанию, - тысяч 60 пудов разной рыбы. В руках данного «триумвирата» находился практически весь рыбный промысел побережья. Через эти конторы не проходила только рыба некоторых самостоятельных рыбных заводов, преимущественно занимавшихся ловлей скумбрии.

Очаковская контора Серикова не позволила П. Рябкову в полной мере воспользоваться своими записями о вылове осетровых пород в Черном море (как видим, конфиденциальность информации с целью обеспечения защиты конкурентоспособности, присутствовала и в конце ХІХ века).
Весь секрет названных фирм заключался в том, что у них имелись капиталы и прекрасные ледники. У г-на Серикова в Очакове имелся громадный ледник, где он в самое жаркое время года очень быстро замораживал самую крупную рыбу (осетров, белуг, севрюг и др.) и в таком уже виде, среди лета, отправлял в Харьков, где, подморозивши вновь, мог выдерживать их в течение целого года (!). Кроме этого, Сериков и консервировал рыбу различными способами. Ничего подобного у других скупщиков, а тем более у рыбаков, не было.

Лучший лов красной рыбы производился весною и летом верст за 20-30 от Очакова и притом или в открытом море (лов переметами), или у берегов острова Тендры (лов неводами и крючьями у Серикова). Всякий свой улов рыбы рыбак спешил сбыть как можно скорее, хотя бы по той цене, какую контора объявит (а цены эти, как уже говорилось, были очень низкими и непостоянными). Если стоит жара, а подвоз рыбы большой, рыбаку во чтобы то ни было нужно отделаться от нее, чтобы вновь плыть к крючьям, брошенным в море. Тут не может быть хорошей цены.

Случается, буря застигнет рыбака в море и не позволяет ему во время добраться до берега, он должен где-нибудь стоять двое и трое суток, а рыба его тем временем портится, теряет в цене. Лучшей стоянкой считалась Тендра, где к услугам рыбаков и приют, и контора Серикова. Здесь можно было достать пресной воды и топлива. А это такие блага, ради которых рыбак подчас отдавал всю рыбу задаром, лишь бы ему обогреться, обсушиться и утолить голод. Выезжая на своей утлой лодченке в открытое море, он ежечасно рисковал погибнуть. Самыми смелыми и отчаянными считались рыбаки из Станислава и Очакова: недаром их сравнивали с морскими чайками, которые летят туда, где рыбу почуют. Первые выходили в море на своих лиманских дубках, хорошо оснащенных, по три, четыре человека на каждом; вторые - по большей части в плоскодонных шаландах, вовсе не приспособленных к морскому плаванью: на такой лодке рискованно плавать даже в лимане. В этом отношении из Очаковских рыбаков лучше были обеспечены крючники и бьющие осетров и белуг сандолями, в их распоряжении были двухмачтовые килевые дубки, хорошо выдерживающие морские штормы. Благодаря этому, они находились сравнительно в меньшей зависимости от скупщиков, так как сами иногда рисковали «бежать» в Одессу и там выгодно продать свой улов. «На отчай божий» пускались в это опасное предприятие рыбаки на шаландах и «станиславских» дубках. Нередко случалось, что «хутом» (порывом ветра) их лодку опрокидывало и тогда эти отчаянные головы в волнах неприветливого моря находили свою преждевременную смерть…

Нечего говорить, что при таких условиях промысла в жизни рыбака и возможна та бесцеремонная его эксплуатация, которую можно было наблюдать в наших водоемах.

Говоря о размере прибыли очаковских скупщиков, П. Рябков обозначает, что больше известно о деятельности компаний Судаковича, поскольку контора г-на Серикова держала свое дело в большой тайне. Однако, судя по затратам Серикова на заводе, фабрике консервов, ледниках и т. п., можно предположить, что и его доход немалый. Судакович и К° в своих торговых оборотах много скромнее: у них своих заводов не было, занимались они исключительно скупкою и перепродажею рыбы и отчасти солением, а также копчением скумбрий. Четыре пятых всего количества принимаемой ими рыбы составляла рыба, пойманная в водах лимана, и одна пятая приходилась на долю морской, причем почти вся белуга и большая часть остальной красной рыбы попадала в руки Серикова. Компания вела дело с Одессою и частью с Николаевом. Все компаньоны прекрасно знали свое дело, поскольку чуть ли не с малых лет им занимались, а также превосходно изучили нравы и обычаи рыбаков. За три, четыре года существования их компаний, они значительно поправили свои дела, завели своих лошадей, фургоны, ледники и самостоятельно отправляли рыбу в разные места. Кроме Серикова, у них серьезных конкурентов не было.

Алексей Кравченко
«Николаевский базар»