Данькина крыныця (Данилов колодец)
В «Военно-статическом обозрении Российской империи», в те времена, было отмечено, что «... в Очакове жителей мужского пола – 2438 и женского пола 1955 душ, всего обоего пола — 4393 души, они принадлежат следующим сословиям: духовенство – 31; дворян – 74; купцов – 127; мещан – 3539; разночинцев – 31; крестьян удельных – 30; крестьян помещичьих – 176; вольных матросов – 40; отставных нижних чинов -148; бессрочноотпускных чинов – 48; кантонистов – 67, иногородних – 152. Жители занимаются хлебопашеством, скотоводством, ловлей рыбы и самой незначительной торговлей».
«… в городе чувствуется большой недостаток воды; в колодцах вообще вода соленая. Хорошая вода в огромном бассейне на Метеллевой балке в с. Малых Бейкушах, в 5 верстах от города».
Настя родила двух девочек, но долгожданный казак родился только в 1812 году. Настя настояла, чтобы мальчика назвали Степаном, а папа и не возражал - главное, что казак – Степан Степанович младший.
Жители Малого Бейкуша знали, что турчанка (так называли Настю местные жители), служила в госпитале и умеет врачевать. Соседи и знакомые часто обращались к ней за помощью.
Она могла и роды принять, и шину наложить на перелом, и температуру сбить, и детей врачевать. В особенности она следила за тем, чтобы не принесли из города плохую хворь. Обо всех случаях заражения оспой, чумой, холерой Степан узнавал одним из первых, и они предупреждали соседей и знакомых, чтобы ни с кем не общались и детей в город не пускали. Соседи с уважением относились к семье Степана, знали, что Гуньковы помогут и денег не возьмут.
В хозяйстве всегда были одна – две коровы и теленок, птица разная и пара свиней. Степан на гуляющих землях выращивал пшеницу, фуражное зерно и овощи для нужд семьи. В 1818 году Степана демобилизовали, но оставили работать при городской управе - водовозом. Дочери выросли и вышли замуж. Старшая жила с семьей в Одессе, а младшая в Очакове.
Степан часто брал маленького Степана с собой, когда вез воду в Очаков. Мальчик рос сильным и смышленым. В ватаге таких же пацанов он всегда был предводителем и атаманом казаков. В семь лет отец устроил его в церковно-приходскую школу в Очакове и возил его по утрам на занятия. Баловали они сынка, старались, чтобы ни в чем нужды не знал.
Зимой 1822 г. Степан сильно простудился и от воспаления легких умер. Насте с десятилетним сыном было трудно. Дочь, проживающая в Очакове, по привычке просила у матери помощь в продуктах, но возможности уже были не те, когда отец, имея под рукой лошадей, мог решать все проблемы. Пришлось продать часть скота и птицы. Хлебопашеством не занимались, поэтому и кормов не было. За три года учебы в школе Степан младший научился хорошо читать и писать. По тем временам это было большим достижением.
Основным заработком мальчика стала рыбалка. Весной он руками, когда рыба подходила на нерест в Бейкушский залив, на мелководье, ловил больших сазанов и карасей. Рыбу сушили и продавали. Летом, с рыбаками он ходил на дубках в море, где ловили скумбрию, камбалу, судаков, лещей. Рыбы было много.
Иногда попадались крупные осетровые рыбины. Рыбаки брали мальчишку для помощи и рассчитывались с ним рыбой для пропитания. Степан младший быстро научился премудростям рыбацкого дела и старался сам на нем зарабатывать. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, сестра устроила его на работу к купцу еврею. Так как Степан был знаком с грамотой, ему доверялось скупать у рыбаков рыбу и вести учет задолженности по расчетам. С рыбаками часто рассчитывались только после того, когда продадут рыбу. Если рыбу не могли продать, то это было за счет рыбаков. Если осетры в те времена продавались в Одессе по 5 – 10 рублей за пуд, то рыбакам платили 1 – 2 рубля; камбала стоила 5 рублей за пуд, а рыбакам платили не больше 2 руб., и они на это соглашались. Рыбы в лимане и в море было много, а цены на зерно и фураж были, относительно их заработка на рыбе, низкими: пуд сена стоил 4 копейки.
Степан много времени проводил в городе. В общении с мещанами и военными пополнял свои знания. В особенности интересовался постройкой кораблей и лодок. Иметь свой дубок или баркас было его мечтой.
Зимой, когда рыба отходила от берегов, он ловил ее в Березанском лимане. Прорубали большие полыньи возле зимовальных ям и багорными крючьями выдирали из ям осетров, судаков, сазанов. Мама Настя не препятствовала работе Степки, какие-никакие деньги нужны были. У нее денежных доходов не было. Огород, корова, два–три десятка домашней птицы, пара свиней и кто что даст за услугу по лекарству, вот и весь ее доход, а деньги нужны были на хозяйственные нужды и на одежду.
Когда Степану Гунькову-младшему исполнилось 18 лет, он запросился у матери поехать в Николаев учиться на корабельщика, мать со слезами просила не ехать. Стала называть его кормильцем. Что, мол, и здесь заработать можно, но средняя дочь и зять, что жили в Очакове, тоже поддержали Степана. Зять уже второй год, как ездил на заработки на Николаевские верфи. Говорили: научится парень ремесленному делу и всегда кусок хлеба заработает. Тем более, что парень обучен грамоте.
Весной тридцатого года Степка вместе с очаковскими мужиками на дубке, под парусами и на веслах, поплыли в Николаев.
Он первый раз уплывал так далеко. Часов за восемь они доплыли до устья Ингула, где стояла верфь. Огромные корабли на стапелях и у причалов выглядели грациозно. Множество людей находилось вокруг кораблей, каждый был занят своим делом.
Степана определили учеником по плотницкому делу. А дело было непростым. Каждая деталь изготовлялась по рисунку, с точными размерами, или по шаблону, и ошибиться было нельзя, иначе корабль не сложится - говаривали мастера. Стоил корабельный лес дорого, особенно дуб и другие ценные породы, и за брак в работе спрашивали строго. Мастерам работать со Степаном было интересно. Он понимал все с первого раза, к тому же обучен грамоте и всегда правильно прочитает чертеж деталей. Через год Степан стал работать самостоятельно, и у него в подмастерьях были и более взрослые работники.
Жили в бараках, а на выходные дни и в праздники плыли домой, в Очаков.
У Степана была давнишняя мечта - построить свой баркас, и он постепенно стал изготавливать детали для него из дуба, которого дома не найти, и перевозил их незаметно домой. Баркас он спроектировал сам. Его судно должно было быть мореходным и вместительным, как для людей, так и для рыбы. Дубки казаки строили плоскодонные, на них в море далеко не пойдешь, а он строил баркас с глубоким килем, с опускающимся швертом и двумя наборными мачтами. Дело было не простым.
Он строил свой баркас по всем корабельным правилам. Для парусного снаряжения купил прочное льняное полотно и сам сшил комплекты парусов. Все делал основательно, как учил отец.
«Казаки все делают добротно», - говаривал батька. На Николаевских верфях Степан отработал три года, и все это время мать умоляла его жить дома. Все это время с Николаева доходили слухи, что болезни косят людей. То тиф, то оспа, то малярия. А когда прошел слух, что появились случаи заболевания холерой, Степан ушел с верфи и стал жить с матерью в отцовском доме.
Степан прямо на краю своего огорода, вблизи от берега Бейкушского залива, стал строить свой баркас. Мать помогла из своих сбережений купить хороший лес, качественные канаты для парусного снаряжения.
Степан заранее запасся гвоздями и металлическими деталями в Николаеве. В общем он за пару месяцев собрал баркас, затем шпаклевал, смолил и красил свой корабль. Все инструменты по обработке древесины; сверла разного калибра, струбцины для подтяжки досок к шпангоутам – все было заготовлено заранее.
Собирал он баркас недалеко от источника, куда все время ходил народ. Мужики, в особенности рыбаки, с интересом смотрели на работу молодого парня и присматривались к конструкции судна. Одни считали, что из-за очень округлых бортов судно будет сильно раскачиваться на волнах и под парусом перевернется, надо, мол, к нему крепить просмоленные камышовые снопы, как делали казаки на своих чайках. Другие сравнивали со спасательными шлюпками больших военных кораблей. Степан был уверен, что баркас получится таким, как он его задумал.
Были продуманы все рабочие ситуации, для которых создавался баркас: и перевозка людей до 30 человек; и рыболовство; и перевозка рыбы по морю на большие расстояния.
Когда баркас был готов, его по бревнам на катках спустили в залив и волоком, так как залив зарос морской травой, вытянули в Березанский лиман.
Камыши Березанского лимана
Все, кто помогал Степану, сели на баркас и на полных парусах испытали судно на ходу. По ветру баркас пошел как быстроходный корабль, а против ветра, со швертом, галсами – пошел без весел прямо к выходу в море. Они проплыли вокруг острова Березань, на котором росла большая и одинокая дикая груша, и поплыли обратно в лиман, к причалу бейкушских рыбаков.
Рыбаки просили Степана пойти с ними в море на рыбалку и посмотреть, как баркас покажет себя в работе. Ловили камбалу. С баркаса было удобно вытягивать камбальные сети с рыбой. Попалось до десятка осетров и белуга пудов на шесть. Весь улов перегрузили на баркас Степана и поплыли сдавать рыбу в Одессу. К вечеру, продав камбалу по четыре рубля за пуд, а осетровую рыбу по восемь рублей за пуд, рыбаки были очень довольны. Назад, от Пересыпи до Березанского лимана, баркас под парусами дошел за пять часов.
О своем первом впечатлении от испытания баркаса Степан рассказывал при первом возможном случае. Это запомнилось его семье надолго. Рыболовство и продажа своего улова в Одессу и Николаев стало для Степана Степановича Гунькова главным его делом.
Лед, чтобы рыба сохраняла свою свежесть, рыбаки заготавливали зимой и складировали его в леднике, прямо на берегу лимана, накрыв плотно соломой и камкой (сухой морской травой); сверху ледника сооружалась крыша из камыша. Льдом пользовались аж до конца лета. Это позволяло держать цену у оптовых покупателей. Вначале Очаковские евреи осуждали Степана, что организовал продажу самостоятельно, но потом, эти же евреи покупали рыбу у него уже в Одессе, по более высокой по сравнению с Очаковом цене; зато им не нужно было тратиться на перегрузки и перевозку рыбы.
По отношению к евреям власти Новороссии принимали меры, чтобы не давать им оседлости в больших городах. «Постановлением 1829 г. ноября 20, касательно евреев, поселившихся в городе Николаеве, установлены следующие правила: 1) евреи не должны иметь в городе Николаеве ни постоянного пребывания, ни заведений для отправления обрядов веры их; равным об разом они не могут приписываться к тамошним обществам; 2) евреи, имеющие в Николаеве оседлость или приписанные в сем городе, должны в течение одного года переписаться в другие города, открытые для постоянного их пребывания ....» и еще много запретов и оговорок.
Вот они и селились в маленьких городах, но фактически занимались коммерцией и в Николаеве, и в Одессе, и в Крыму.
Степан помогал рыбакам Кинбурнской косы строить новые баркасы, там на косе он познакомился с Елизаветой Цветковой 1822 года рождения и в 1841 году у них родился мальчик – Гуньков Максим Степанович.
О Максиме Гунькове мы уже больше знаем из рассказов своих родственников, а не из архивных данных. Наша бабушка - Лапшина Елизавета Даниловна (в девичестве Котова) знала от своей мамы Ирины Максимовны (в девичестве Гунькова, 1877 г.р.) о том, что родом они из Малого Бейкуша.
Максим Гуньков родился в 1841 году в семье рыбаков. Жили они в доме у бабушки Насти. Бабушка души не чаяла в своем внуке. Он хорошо помнил ее и часто вспоминал, как она учила его премудростям жизни. Бабушку Настю уважали в селе и считали ее знахаркой и богатой турчанкой. Знахаркой понятно почему, она лечила, как могла, людей. А турчанкой? Бабушка была из казацкого рода. Просто ее, еще ребенком, украли татары и продали туркам в рабство. Но рабыня как-то звучит неприятно. Не может же человек носить имя – рабыня, вот и прилипло – турчанка. Местные жители часто присваивают имена, не соответствующие паспортным данным. Андрея зовут Дусиком, а Данилу - Данькой.
Максим Гуньков, по рассказам нашей бабушки, тоже рыбачил со своим отцом. Бабушка Настя умерла в возрасте 83 лет в 1853 году, когда Максиму было 12 лет. На похороны старой «турчанки» пришли все жители Ближнего Бейкуша. Бабы шептались: - кому же знахарка передала свое умение? После третьей русско-турецкой войны 1853–1856 годов было очень много раненых, которых вывозили на лечение в ближние города, в том числе и в Очаков. Эскадры турецких и английских военных кораблей появились и под Очаковом. С Николаева и Херсона к нему подтянулись военные подразделения. Город подвергся обстрелу, но десант захватчики высадили только на Кинбурнской косе и то ненадолго.
В это время по всей Малороссии свирепствовал тиф. Жители села роптали, что некому будет лечить, - знахарки нет.
Вот что по этому поводу с горечью писал отец известного очаковского художника-мариниста протоирей Судковский: «Нынешнее положение Очакова представляет жалкую картину. Он заселен как будто на кладбище, потому что везде видно кости человеческие... В 1856 году открыта в Очакове городская больница, которая существует только по личности смотрителя и фельдшера, а аптеки давным-давно нет».
А С.В. Страшный в очерке «Исторические события в развитии здравоохранения Очаковщины» писал: «До 1869 года в Очакове не было ни городского, ни земского врача. Медицинскую помощь оказывал фельдшер, который не мог охватить лечением многих нуждающихся. Подавляющее большинство населения края было на попечении повитух, знахарей и костоправов. Бережно, из поколения в поколение сберегая народный опыт, эти народные умельцы в свое время (следует отдать им должное), сыграли немалую роль в том, чтобы в хаосе болезней наш народ все же смог выжить».
Дату смерти Степана Степановича и его жены Елизаветы никто из родственников не знает. Знают только, что сына своего Максима они женили на Евгении Андреевне Кошмановой, жительнице г. Очакова. Кто были ее родители тоже никто сказать не может. Единственно, о чем судачили родственники: еврейские это корни от фамилии Кошман, или корнем слова является казацкое слово кош. Казачка или еврейка, нам все едино.
Главное, что они родили в 1877 году нашу прабабушку — Ирину Максимовну Гунькову, которая по документам гражданской регистрации была из очаковских мещан.
Рядом с Гуньковыми в Ближнем Бейкуше жила семья Котовых. Вот их сын – Данила Диамидович Котов, где-то в 1894 обвенчался с Гуньковой Ириной Максимовной, они и дали нашему роду фамилию Котов. Бабушка Лиза была в девичестве Котова Елизавета Даниловна.
КОТОВЫ
Откуда и как в Очакове появились Котовы, никто из ныне живущих родственников точно не знает. Из архивных данных 1858 г., Диамид Котов зарегистрирован как мещанин; из списка отставных нижних чинов; христианин; после ранения на Севастопольских бастионах крестьянствовал в Коблево – Одесской губернии.
В 1869 году родился Даниил Диамидович Котов – наш прадедушка. Это его именем жители села Ближний Бейкуш назвали колодец с пресной водой - Данькина Крыныця. Со слов родственников, Данила Котов занимался, как и предки его жены Ирины Гуньковой, извозом воды в Очаков. Он несколько раз за свою жизнь чистил и возобновлял работу источника. Жил он в старом доме Гуньковых – у источника. Поэтому жители села назвали источник – Данькина Крыныця.
Данила Диамидович Котов 1869 г.р. и Ирина Максимовна Гунькова 1877 г.р. обвенчались, где-то, в 1894 году, и в 1895 г. родилась наша бабушка Лиза.
В семье Данилы и Ирины Котовых родилось и выжило шестеро детей. Первой была наша бабушка Елизавета Даниловна Котова – 4.09.1895 г.р., второй - Михаил Данилович Котов 2.11.1897 г.р., третья - Ефросинья Даниловна Котова 20.09.1907 г.р., четвертый – Иван Данилович Котов (годы жизни 1910-1988), пятая – Вера Даниловна Котова (1915 г.?), шестой – Василий Данилович Котов (годы жизни 1917-1999).
Прабабушка Ирина Максимовна умерла рано, в 1917 году.
Согласно воспоминаниям родственников, Василий был еще грудным ребенком и сосал грудь уже у умершей своей матери. Забота о своих братьях и сестрах легла на плечи бабушки Лизы.
Василию Даниловичу она заменила мать.
Продолжение следует из рассказов родственников...
А.А. Медведев
Газета «Чорноморська зірка» № 48 от 13.11.2020 г.