Счастливое лето 1964 года
Старая фотография вызывает воспоминания, они накатываются как морские волны вытягивая из глубины памяти яркие картины детства и незабываемых приключений. Это было давным-давно, в то сказочное время, когда солнце летом светило по особому тепло и нежно, а холодно было зимой - когда по грудь в снегу весь день до темноты и только потом домой – сушиться, чтобы высохла мокрая одежда до утра в школу. Это было в начале шестидесятых в маленьком приморском городке стоящем у слияния моря и лимана, где каждый кому не лень занимался рыбалкой.
Ловилась рыбка в лимане и море разная зависимости от возможности рыбака – бычок и тарань, рыбец и лещь, судак и глось, камбала и красняк – такое конкретное название в нашем городе имела порода осетровых. Как говорила моя мама - рыбы было «не в поед». Она была во всех дворах у кого руки росли из нужного места. По одной, по пять, по сто - висела на ниточках и одетая на гвоздики вдоль забора.
Наш дом стоит над самой кручей лимана. Каждый день рано по утру слышен стук моторов - баркасы уходили в море.
Прямо под высокой кручей на берегу лимана раскинулся лодочный причал. На причале расположилось множество деревянных баркасов разных типов - они стояли на якорях метров 20-30 от берега, их подымали на берег только под зиму. Шаланды - легкие плоскодонки, от них исходил неповторимый запах пеньки и смолы, вытягивали на берег каждый раз после рыбалки. Это был настоящий шаландовый флот нашего города. Кроме рыбалки многие хозяева лодок перевозили уголь, глину и прочие товары на ту сторону - это Хутора или Халатия.
Водная гладь перед причалом была устелена морскими водорослями, густо произраставшими с песчаного дна. Летом вода в таких местах застаиваясь быстро нагревалась, зацветала и становилась ярко зеленой и тягучей от мелких микроорганизмов. В куширях водилось много мелкой бобошки которую в жаркий полдень мы ловили на поверхности запросто руками, так для развлечения, а потом выпускали, потому что она была сплошь глистовая. И еще, в раскаленный солнцем полдень, мы прыгали с высоких баркасов в воду, заставляя причального деда Тереню гоняться за нами, но в воду он не лазил. Только к вечеру мать уже знала о моих приключениях.
В один из осенних дней мама объявила, что мы покупаем баркас - это была большая деревянная лодка или по морскому ЯЛ-6. К нему прилагались мачта и парус. В те времена только начали появляться баркасы с мотором, но это было для нас не по карману. Каждая, даже захудалая лодчонка, должна иметь имя и вот нашему баркасу было присвоено название «Волга». Основная цель покупки была рыбалка. И не просто там в лимане. На таком баркасе уже смело можно выходить в открытое море и ловить знаменитую черноморскую скумбрию.
В то же время отец принес домой маленького щенка черно-смоляного цвета и сказал матери: к лету вырастет - будем стричь шерсть на самодуры. После того в ожидании прошла зима и половина весны. Жук громко лаял бегая по двору, даже не подозревая в какую коммерческую деятельность его вовлекли.
По концу весны баркас, пройдя все стадии ремонта, был успешно спущен на воду. Каждый день в конце мая по утренней зорьке причал уже гудел кучей народа, кто уходил к скале на бычек, кто на тарань до Полины, кто заранее запасся живцом и промышлял судака, а кто знал как выйти на ямку и наловить благородной глоси. Но в море выход не давали по причине, что скумбрия еще не появилась в нашем районе.
И вот, через время прошел слух, что сейнера с рыбколхоза укрыли первый улов, и скумбрия еще 2-3 дня подойдет ближе к берегу - потому что, для мелких судов пограничники ввели ограничение дальности хода от берега. Отход давали в море, строго проверяя каждого – боялись что кто-нибудь сбежит в Турцию.
Город гудел от разговоров про ловлю скумбрии. На базаре появились люди бойко торговавшие крючками для самодуров и грузилами специальной формы из свинца. Мисина «Дамул», которая была в дифиците могла выдержать сразу 10 крупных рыбин. А длинное удилище из бамбука, которое гнулось в дугу, но не ломалось, привозили из Поти по спецзаказу. Все готовились к большой рыбе.
Рыбаки народ битый и смекалистый, умение найти рыбку в нужном месте при ежедневной изменчивости погоды на сотнях гектар морской глади было тонким чутьем и большим опытом, важно было понимать - куда дует ветер и почему течение в противоположную сторону. За хозяевами баркасов, которые всегда были с уловом, увязывались 2-3 баркаса, так и ходили группой по обширным просторам моря.
Однажды жарким летним вечером отец сказал, что я завтра пойду с ним в море, потому что дядя Вася-хромой, который помогал сняться с якоря и ставить мачту с парусом приболел - беспокоили фронтовые раны. На следующий день до рассвета мы уже были на причале. Погода была тихая, но из темноты раздавался шум лимана - поддувал легкий ветерок. Парусную оснастку, весла, оключины, румпель - хранившиеся в эллинге перенесли и затянули на баркас, который пришлось подать ближе к берегу. Уложили снасти, подняли якорь, вставили весла в оключины и потихоньку начали выгребать от берега. Когда лодка набрала ход отец занялся установкой мачты и паруса. Я видел как ему тяжело ставить высоченную мачту на качавшемся под волнами баркасе, но он это сделал - чем вызвал у меня огромное уважение.
Мой отец родом из России, а город в котором он родился был с каким-то странным названием Ораниенбаум. Местные говорили кратко - Рамбов. Мы с пацанами иногда играли в города, но такого названия никто из них не слыхал. Он прошел всю войну с первого до последнего дня на Черноморском флоте, был призван 18-летним пареньком - в 1939 году, курсы рулевых, а потом 41 год – война. 2 бригада торпедных катеров участвовала в боевых действиях по всему Черному морю. Большую часть войны прошел боцманом, а потом капитаном торпедного катера. Так что морское дело он знал хорошо, можно сказать что оно вросло в него как черноморские кушири в берег.
Я его помню как спокойного, не многословного и уравновешенного человека никогда не повышавшего голос. Он писал стихи которых у него была большая затертая тетрадка еще старого образца. Но потом она куда-то исчезла, наверно он так и не смог раскрыться и обнажить свои чувства – для него это видимо было сокровенно. Также рассказывал нам с сестрой что его дед был дворянином и служил в Семеновском полку, и что на Васильевском острове в Петрограде у него был большой каменный дом, часть из которого сдавалась под гостиницу. Однажды за обеденным столом я увидел у него в руках странную вилку и нож - они были изготовлены из высококачественной нержавейки, а на ручке отпечатана немецкая свастика вокруг которой была надпись «Deutschland uber Alles”. Я был в недоумении.
К нему иногда приезжали друзья, по внешнему виду это были военные. Спокойные с уверенным взглядом люди - видно как они отличаются от местных своим внешним видом и поведением. Отец расставлял на столе два таких прибора, потом они выпивали одну бутылку водки закусывая соленным огурцом, долго разговаривали, затем гость уходил. После я заглядывал в шухлядку стола и находил только одну вилку и один нож. Спустя много лет я узнал, что это были трофейные приборы с той ужасной войны, и что выполняя спец задание взять на абордаж какое либо вражеское судно запрещалось забирать с собой какие либо предметы немецких офицеров. А в том, что эти столовые приборы были из офицерской кают компании я уже не сомневался.
Он был молчалив и я никогда не слыхал, чтобы он рассказывал о боевых действиях и о своей личной храбрости. Хотя его китель висевший в шкафу во весь борт был увешан орденами и медалями, а на поясе именной офицерский кортик. На мой вопрос какая из наград для него самая ценная он ответил: «Медаль за Отвагу» и «За спасение утопающих». А самые высокие из них по рангу – «Орден Красного Знамени» и два ордена «Красной Звезды» были молчаливыми свидетелями его воинской доблести. Уже сейчас спустя много лет я понимаю, что он был скромным настоящим человеком и героем той войны.
Я бросил тяжеленные весла по команде «сушить весла». Легкий ветерок пробежал по краю светло-серого брезентового паруса. Отец отвернул румпель и лодку развернуло бортом к ветру. От его чуть слабого легкого дуновения шканты резко натянулись. Парус сильно затрепетал, но в следующую секунду в миг натянулся дугой. Баркас натужно скрипнув мачтой тронулся с места и тихо скользя по водной глади двинулся на встречу приключениям. Через время солнце высоко поднялось вверх и все сильнее припекало. Мы долго шли прямо в открытое море, пока за горизонтом не скрылись берега превратившись в темно синюю полоску. Достигнув какой-то точки известной только отцу, мы подсобрали паруса оставив только передний кливер. Взяли каждый по удилищу и закинули их в море, но перед этим он разделся и прыгнул с кормы в воду, держась за заранее выброшенную веревку проплыл несколько метров, так же быстро влез на корму лодки и сказал, что течение есть и медузы хватает, может сегодня повезет?
Шло время, мне казалось, что мы находимся в центре огромного океана – над безоблачным небом висело яркое нещадно палящее солнце, а вокруг вода от края до края уходила за горизонт – зеркальная гладь играя бликами резала глаза. Время как-бы застыло на месте, но рыбы не было, и вдруг в какой-то момент он поочередно вытянул по одной маленькой скумбриине, а после сказал чему-то улыбаясь – это чирус, мелкая скумбрия, может стоять на краю большого косяка. И действительно мы потихоньку начали тягать рыбку, он почему-то три- четыре- пять, а я только одну.
Всматриваясь в уходящую линию горизонта, я заметил на самом его краю только дымок темного цвета. Зрение у меня было хорошее ошибаться я не мог. Там, где море сливалось с таким же синим небом, начала появляться очень медленно идущая черная точка. На фоне горизонта от нее оторвался комок дыма, растянулся и полетел в сторону. Я крикнул отцу, что вдалеке плывет какое-то судно, он поправил меня – не плывет, а ходит и широко улыбнулся. А затем серьезно посмотрев на меня сказал, что кто-то из нас двоих везучий.
Распутывая очередную скумбрию, я вдруг краем глаза увидел неожиданно появившийся сейнер. Отец начал отчаянно махать и жестикулировать обеими руками зазывая его к нам. Сейнер резко выпустив из трубы густую струю дыма, стартанул и начал движение описывая круг - оставляя нас в центре. Я увидел как с кормовой площадки начала вылетать в воду красно-зеленая сетка с желтыми галаганами крупных размеров. Когда он замкнул круг мы оказались в огромном кольце из плавающих поплавков.
На борту сейнера закипела работа, команда дружно и весело подтягивала невод замыкая открытый выход из кошелька. Мои мысли смешались - от восторга и радости за команду сейнера до разочарования и даже злости за то, что мы почти ничего не поймали. Тут же с сейнера раздался крик и нам приветливо кто-то махнул рукой. Отец схватил здоровенное весло и вертикально воткнул его рядом с бортом баркаса, в кишащую рыбой воду, оно чуть было начало тонуть, но остановившись где-то три четверти от длинны остановилось и медленно в том же положении пошло в сторону от нас. Он сказал - за весло не переживай, потом заберем. И в тоже время команда сейнера развернув грузовую стрелу к борту начала черпать скумбрию интересным приспособлением типа огромного сачка с каждым разом вытягивая полные баулы рыбы по метру в диаметре. Было видно как при подъеме очередного баула веселые лица моряков светились радостью.
Когда все закончилось, нам кинули конец и мы подтянулись под борт сейнера. Один из бравеньких морячков начал подавать отцу большие ящики с рыбой – это была благодарность за то, что мы навели их на косяк скумбрии. Крупная грудастая женщина в аккуратных резиновых сапожках вышла из камбуза и начала отбирать рыбу в большую алюминиевую кастрюлю – видимо для обеда. Увидев у нее в руках две огромные серебристые рыбины я не удержался и попросил их. Она с улыбкой отдала их мне и тут же что-то сказала моряку тот резво схватил по очереди еще несколько ящиков и прямо с верху высыпал их в баркас. Баркас под тяжестью рыбы просел ниже ватерлинии, верх борта угрожающе был близок к воде. Мы с напряжением оттолкнули его от борта сейнера в сторону весла воткнувшегося в галаганы. Через четверть часа наша счастливая «Волга» под полными парусами летела к родному причалу причерноморского городка, стоящего у слияния моря и лимана …
Так заканчивался один из счастливых дней того незабываемого лета.
А потом были еще не менее яркие приключения, но это уже совсем другие истории.
Николай Савич
P.S. Этот рассказ не претендует на какое либо литературное признание. Он написан в память о моем отце Савич Василии Николаевиче для его потомков, внуков и правнуков, чтобы помнили, что он жил по принципу – делай как надобно, а пусть будет как будет, и что их жизнь началась в преддверии жизней прошлых поколений.
16.11. 2013 года
Газета «Очаківський тиждень» №80 от 1 июня 2018 г.