Про школу. Очаков моего детства Часть 5 (Воспоминания Н. Манжоса)
Воспоминания Николая Манжоса Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4
Русский и украинский языки
Очаковская средняя школа No1, где я учился с 1961 года, называлась в городе «украинской» потому, что обучение там велось на украинском языке.
Но в тогдашних условиях Очакова это было весьма относительным, так как в быту все пользовались местным колоритным диалектом, состоящим из русского, украинского, промышленно-николаевского, приблатненно-одесского, рыбацкого и военно-морского языка, причем независимо от того, кто и в какой школе учился. Типовые выражения звучали приблизительно так: «Я пошов у двор» или «Я уже сделав усе уроки». Все же большинство фраз состояли преимущественно из русских слов. В школе на второстепенных уроках (пение, физкультура) да и на математике, физике и химии преимущественно говорили на русском.
Во всяком случае, я не помню специфических выражений по этим предметам на украинском языке. Поэтому, наверное, и последующая сдача выпускниками вступительных экзаменов в ВУЗы на русском языке проходила безболезненно. Только на украинском преподавались история, география, ботаника, зоология. Украинский язык был, наверное, самым трудным предметом. Разные учителя читали свои предметы до и после восьмого класса. В этом был свой большой смысл: если в младших классах нас натаскивали, вдалбливали науку и приучали к кропотливой работе, то в старших – учили думать, находить премудрые решения, оригинально мыслить.
Эталоном такого подхода служили два учителя математики, один из которых прессом и катком заставлял учить формулы и теоремы, нагружая решением множества усваивающих и закрепляющих примеров и задач, а другой (уже в старших классах) давал задачи, в которых нужно было сначала определить путь решения, его последовательность и четко применить ранее полученные знания, что оказывалось весьма непросто.
Зарядка и Гимн
Занятия в школе начинались с зарядки. Нужно было приходить за 15 минут до начала уроков. Вся школа строилась во дворе (весной и осенью) или по классам и под команду выполнялись простейшие упражнения. Все это делалось под наблюдением учителей. Нам это было совершенно ни к чему, потому что все ученики и без того достаточно занимались спортом. Поэтому, зарядка делалась с ленцой, «аби як», постоянно звучали замечания учителей. Доблестью считалось вообще спрятаться от зарядки за углом или в парке напротив, часто учителя делали вид, что не замечают отсутствующих.
Позже в школу пришло указание начинать учебный день с исполнения Государственного гимна. Это сразу изменило весь утренний ритуал. Вся школа теперь выстраивалась в коридоре, в неимоверной тесноте и толкучке. В таких условиях после гимна делать зарядку было уже невозможно, для этого расходились по классам, терялось такое драгоценное для зарядки время и ее уже фактически не было. Кроме того, к исполнению гимна обязательно некоторые ученики опаздывали, прибегали уже под музыку, начиналось непроизвольное шевеление в строю и нарушалась вся торжественность момента. Возможно, это явилось причиной того, что вскоре от этой затеи отказались.
Учителя
Учителя в школе были самого высокого класса. В большинстве это были немолодые люди, имевшие солидный педагогический стаж, во время которого они прошли и видели все и вся, самые разные ситуации и самых разных учеников. Они с высокой требовательностью относились к нам, вместе с тем, понимая наши юные души, иногда потакали нам, прощая проступки и закрывая на них глаза. Настоящие воспитатели, они учили нас достойно жить и правильно относиться к людям. Среди них были люди оригинальные и особенные. Два учителя физкультуры были бывшие фронтовики, они даже редко надевали спортивную форму. Мы всегда просили, чтобы нам на уроке дали мячи и мы сами бы играли, что они с удовольствием делали. Зато они вызывали наше восхищение, когда на праздники выходили с боевыми наградами.
Также, бывшим воином был учитель пения: небольшого роста, очень подвижный и остроумный. Все его уроки мы распевали военные и патриотические песни под его великолепную игру на аккордеоне. Его доброта к нам доходила до того, что на занятии начиналось баловство, невзирая на присутствие учителя. Тогда он резко менял настроение, гневался, и выгонял кого-то из класса со всеми вытекающими последствиями. При этом он хватал свой аккордеон, показывал на дверь и начинал торжественно играть марш «Прощание славянки», под который провинившийся строевым шагом выходил из класса.
Иногда, когда мы сидели в классе в полной тишине во время серьезных уроков, вдруг на всю школу раздавалось «Прощание славянки» и мы сразу понимали, что с урока пения удален очередной нарушитель.Делал ли это наш любимый учитель из принципа или злости? Нет, по нашему глубокому убеждению он просто хотел, кроме наведения порядка, насытить эту неприятную процедуру юмором и легкостью восприятия.
Какое-то время пение преподавал пожилой красивый грек, работавший художником в быткомбинате. У него была красавица дочь, учащаяся второй школы, круглая отличница, очень скромная девочка. Она была постарше нас и ее все ставили в пример. Уроки тоже заключались в разноголосом пении популярных песен под аккордеон, но уже другой. Этот учитель иногда рассказывал нам интересные истории из своей жизни, в частности, об убийстве Котовского в Чабанке, где он в то время служил в армии.
«Связь школы с жизнью». Трудовое обучение
В 1963 году вышло Постановление «За тесную связь школы с жизнью», в соответствии с которым в школах вводилось производственное обучение и мы должны были овладевать рабочими профессиями. Крупных промышленных предприятий в Очакове не было, поэтому овладевать какой-то конкретной специальностью у нас возможности не было. В связи с этим нас учили всему, чему была возможность: ведь надо было выполнять постановление. К чему только нас не привлекали! Мы учились и работали в школьных мастерских, промкомбинате, участвовали в ремонте и строительстве домов (тогда строился микрорайон на Свердлова за школой).
Мы учились быть слесарями, столярами, токарями, жестянщиками, штукатурами, каменщиками, теоретически изучали электротехнику. В мастерских мы делали какие-то щеколды для замков, выпиливали «клепки» для штакетника, тренировались делать швы на жести. Во время пребывания на объектах нас, в основном, использовали как «принеси-подай», но иногда давали возможность штукатурить какую-то стенку или выложить вспомогательную кладку. Мы все же приобретали какие-то навыки, хотя, откровенно говоря, пользы от этого постановления и его реализации для очаковских школьников было немного. Под такую дополнительную нагрузку соответственно меняли и расписание занятий. У нас то были целые дни, когда мы работали, и целые дни, когда мы учились, то мы одну половину дня учились, а вторую работали. В конце-концов этот трудовой порыв руководства тоже иссяк и мы стали учиться по обычному расписанию, только в один из дней оставили два подряд урока труда.
Следует напомнить, что в то время рабочая неделя была шестидневная и в школе мы учились по субботам тоже.
Пока мы ударно осваивали металл, цемент и дерево, наши девчата учились домоводству: шить-кроить и готовить–печь. Свое высокое мастерство они периодически демонстрировали нам, приглашая на собственноручно приготовленные салаты и пирожки.
В первой школе тогда для старших учеников было по два класса: один для городских ребят, другой – для выпускников сельских восьмилеток. Сельские дети жили в общежитии (его называли интернатом) за углом от школы на улице Володарского. У них там была какая-то кухня и поэтому иногда девочки готовили нам свои яства в этом интернате. Позже, будучи постарше, мы отмечали там дни рождения, в том числе, пробуя винцо, которое каким-то образом таскали из дому наши сельские соученики.
В школе был маленький буфет, где продавались булочки, конфеты-подушечки и драже, а также школьные принадлежности: карандаши, ручки, перья и тетради.
В школе писали обычными перьевыми ручками с пером №11, макая его в чернильницу-невыливайку. Эти чернильницы хранились в классе в особом ящичке, дежурный должен был следить, чтобы в них всегда были чернила. Когда нужно было сорвать урок, в чернильницы насыпали немного карбида, отчего чернила становились бесцветными. Для этих же целей иногда намазывали доску парафином, и тогда невозможно было на ней писать мелом: он просто скользил. Все эти проказы быстро разоблачались учителями и виновники вынуждены были выливать чернила из всех чернильниц и наливать новые, что было достаточно сложно (чернильницы-невыливайки), либо после уроков отскребать доску от парафина.
Мы много читали и, встречаясь друг с другом, одним из вопросов был: «А что ты читаешь?» в надежде найти интересную книгу. Учеба стала увлекать в старших классах, появился реальный живой интерес к знаниям, многие потом поступили в ВУЗы.
Н. Манжос
Газета «Чорноморська зірка» №17 от 14 мая 2021 г.
Фото из интернета