Школьные шалости и взросление. Часть 8. (Воспоминания Н.Манжос)
Воспоминания Николая Манжоса Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7
В школьном буфете иногда продавались особые ручки, которые были в большом почете. Они состояли из медной трубки и двух цилиндрических наконечников, куда с одной стороны вкладывался карандаш, а с другой – перо. Ценность этого орудия была в том, что из трубочки можно было стрелять на уроках жеванной промокашкой.
Кроме этого, на уроках стреляли еще из резиночек, делая скобочки из скрученной той же промокашки. Для стрельбы не по одноклассникам, а в мишень на точность делали скобки из алюминиевой проволоки. По причине их использования в боевых действиях, промокашки всегда были в дефиците.
Все это прекрасно знали учителя. Когда сдавали тетради на проверку, а в них не было промокашки, они тут же в тетради писали замечание, прекрасно понимая, где она.
Для стрельбы резиночки надевали на пальцы, делая для этого петли. Некачественные резинки часто рвались и больно щелкали по пальцам. Лучшими считались утолщенные резинки из детской игрушки «мячик на резинке».
В младших классах активнейшим образом использовались рогатки. Редко, кто стрелял по птицам, в основном стреляли по металлическим банкам на точность.
Если кто-то из нынешних школьников думает, что хорошая рогатка это простое изделие, то он глубоко ошибается. Во-первых, нужно было найти подходящий «рогачик» - это деревянная рогатинка, к которой крепятся резинки. «Рогачик» должен быть строго симметричным, не гнуться, не трескаться. Большую роль для точности стрельбы играло расстояние между верхними концами «рогачика», оптимальным было три пальца. Резинки (их называли «ставками») тоже требовались особые. Лучшими считались из противогаза или легководолазного костюма, причем на рогатку шли крайние утолщенные полоски. Второсортными считались «ставки» из грелки - тоже из утолщенных краев. В последнюю очередь использовалась резина из средины грелок. «Ставки» должны были быть строго одинаковой длины и крепиться к «рогачику» одинаково. Для вкладывания снаряда делалась «кожка» - кусочек мягкой кожи вытянутой овальной формы. Для этих целей идеально подходил язычок от ботинка. Многие «получали» от родителей, когда те видели, что у ботинка нет язычка.
Высокие требования также предъявлялись к боеприпасам: они должны были быть одинакового размера и веса, симметричными. Идеально для этого подходили гайки и галька.
Играли мы также в «перышки», «гойцы» и другие игры, поэтому в карманах было всегда полно перьев, пуговиц и мелочи, обычно по 1 и 2 копейки, которые ставились на кон. Если проигрывались копейки, которые давались на хлеб или вообще кончались деньги на игру, мы просили друг у друга: «Дай пару копеек».
Денежная реформа 1961 года уменьшила курс денег и цены в 10 раз, но на протяжении первых трех месяцев обмена денег действовали и старые и новые денежные знаки и цены.
Для нас это имело колоссальное значение, ведь, если раньше, например, мороженое стоило 1 рубль, то теперь его можно было купить за 10 копеек. Старая же мелочь по 1, 2 и 3 копейки после реформы продолжала ходить наравне с новой, только ее стоимость увеличилась в 10 раз. У нас же всегда была заготовлена такая мелочь для игры. Таким образом, мы сразу стали намного богаче и на какое-то время могли позволить себе вести роскошную жизнь, покупая мороженое, газировку, конфеты, а самые крутые — и дешевые сигареты по 4 коп. за пачку.
Но все это было еще в раннем детстве. По мере взросления появлялись иные интересы, запросы и наклонности. Стали больше и лучше учиться, много читать, нас приняли в комсомол. Чисто человеческие качества стали преобладать над мелкими мальчишескими желаниями и устремлениями. Мы стали понимать цену жизни, важность отношений. Для меня два события того времени сыграли определяющую роль. К нам в школу на встречу с учениками приходил единственный в Очакове Герой Социалистического Труда, рыбак Семененко Д.В.
Эта встреча была не особенно интересной: рыбак вел себя стесненно, видно было, что его смущает костюм со звездой Героя, он скованно отвечал на вопросы, ощущалось, что это все ему не нужно и только отвлекает от работы. Мы же впервые видели такого заслуженного человека, гордились и восхищались, что в Очакове есть свой герой. Однако через непродолжительное время нас построили возле школы по улице Суворова, по которой проносили гроб с телом Семененко Д.В. Он умер сравнительно молодым и внезапно. Возникли мысли, что смерть не щадит даже таких, как он - заслуженных и правильных людей.
В то время мы жили в «учительском» доме на улице Ленина у военного порта. Там проживало много известных в Очакове учителей: Дулгеровы, Мязина, Янковская, Ковбасюк и другие.
Жила там и семья учителей третьей школы по фамилии Дойч. Это были очень скромные, тихие, вежливые люди. У них было два сына: Виктор – чуть старше нас и Женька – первоклассник. Если Женька был егозой, то Виктор только отлично учился, обладал прекрасными знаниями, был очень трудолюбив. У него всегда можно было получить любую консультацию по любому предмету.
Это, однако, не мешало ему быть нормальным дворовым мальчишкой. Бытовые условия в доме состояли из туалета посреди двора, водопроводной колонки и столика с двумя лавочками возле нее. На этом столике хозяйки по очереди стирали белье, а затем развешивали на общих веревках посреди двора. Мы же, естественно, не могли не играть во дворе в мяч и часто попадали мячом по этому свежевыстиранному белью. Почему-то именно Виктор Дойч чаще других попадал в эту неприятность. Мы, конечно, тут же пытались застирать пятно от колонки, но не всегда это удавалось и приходилось за это «получать».
Особенно Виктор увлекался химией и всегда говорил, что будет учиться по этой специальности. Поэтому, после школы он с успехом поступил в Московский нефтехимический институт. Мы все очень радовались за него. И вдруг приходит страшная весть – Виктор Дойч погиб. Это произошло в одной из лабораторий института во время работы научного студенческого кружка, вместе с ним погибли еще несколько человек. О причинах взрыва ничего не известно, ходили слухи, что испытывались варианты какого-то нового ракетного топлива. Когда Виктора привезли домой, собралось очень много людей: пришли учителя всех школ, приехали его соученики, были соседи и просто сочувствующие горю люди. Виктор лежал в цинковом запаянном гробу с маленьким оконцем у лица. Тихие и скромные его родители были в почти обморочном состоянии. На кладбище, когда опустили гроб в могилу и Костя Беспаленко задвинул его в специально приготовленную нишу, я осознал, что человека больше нет, никаких его следов не осталось, он ушел навеки, навсегда.
Пришло понимание, что нужно беречь жизнь – ведь это самое ценное, что есть у человека. Ее потеря - это пустота, крах и страшный удар по твоим родным, близким, тем, кто ради тебя живет, кто хочет сделать тебя счастливым.
Раньше мы купались в сильный шторм, когда волны таскали нас, то в глубину, то выбрасывая на берег. Ныряли, пока хватало воздуха, а затем, уже задыхаясь, пробкой выскакивали на поверхность. Лазили по кручам, по самому краю, по высоким деревьям и крышам. Не задумываясь рисковали и подвергали себя опасности, совершенно не заботясь о себе и своих близких. Наверное потому, что были глупы по причине детства, наивности и полного отсутствия жизненного опыта.
Теперь я понимаю, что эти события стали, в какой-то мере, чертой между детством и зрелостью. Подобное, наверняка, есть в жизни каждого человека. У меня это случилось в Очакове и оказалось тесно связанным и с городом и с условиями, в которых мы росли.
Со временем с памяти стирается многое. Я написал то, что видел и знаю. Возможно, не совсем точно. Я хорошо помню фамилии и конкретные события, но я не стал их указывать потому, что не хочу никого ни обидеть, ни обозначить, ни превознести. То, о чем здесь сказано – это лишь эпизоды, отдельные фрагменты, и они не рисуют в полной мере Очакова в то время. Прежде всего, потому, что Очаков – это город-труженик.
Н. Манжос
Газета «Чорноморська зірка» №17 от 14 мая 2021г.